Evgenij Kozlov - Евгений Козлов
|
|
«Портрет Тимура Новикова с костяными руками», который находится в коллекции Русского музея в Санкт-Петербурге, - одна из сильнейших работ Евгения Козлова. Этот портрет не просто передает сходство с прообразом: изображенный на картине не только узнаваем, но производит даже более сильное впечатление, чем живой человек.
С художественной точки зрения фигура на картине настолько преобразилась, что едва ли в ней прочитывается Тимур именно с той фотографии. С другой стороны, не может быть сомнений, что без снимка, без его особой ауры не было бы и картины Козлова. На основе той же фотографии Евгений Козлов уже создал один портрет Тимура Новикова в 1986 году >>. Он выполнен в смешанной технике на бумаге и стоит в одном ряду с портретами Игоря Веричева и Георгия Гурьянова. Однако вряд ли в данном случае можно сказать, что в новом живописном портрете художник продолжил свою более раннюю работу. В картине 1988 года использованы всего лишь два элемента первого, графического портрета: элегантный облегающий жакет с манишкой (на картине она плавно переходит в телесный цвет кожи) и книга, которую Тимур прижимает к телу. При этом и композиция и трактовка фигуры, особенно лица, на картине гораздо сложнее, чем на рисунке. В композиции картины присутствуют элементы, типичные для эпохи Ренессанса. Фигура портретируемого занимает весь передний план. Пространство, в котором она располагается, насквозь пронизано светом. Непосредственно за фигурой мы видим арку садовой беседки, скрещивающиеся прутья которой образуют решетку с неправильным рисунком. Беседка, вероятно, стоит на возвышенности, и сквозь арку открывается вид на долину, где угадываются реки, дома и свод огромного каменного моста. Мост ведет к массивному зданию, похожему на дворец, возвышающемуся на заднем плане. Прозрачная голубизна неба и воды, пышная зелень и, прежде всего, архитектура дворца- крепости напоминают южно-европейский ландшафт со следами древнегреческой или древнеримской культуры. За счет этого в композицию привносится светлая торжественная нота. Атмосфера этого пейзажа окружает фигуру портретируемого Тимура Новикова. Его пронзительный, устремленный на зрителя взгляд, необычно загримированное лицо и руки скелета сразу же приковывают к себе внимание. Если проследить путь от фотографии к картине, то обнаруживается еще один промежуточный шаг: недатированная разрисованная фотография >>. На этом снимке размером 9 на 12 см Евгений Козлов закрасил, а точнее, раскрасил цветными фломастерами лицо Новикова, придав ему несколько клоунский вид. Живописный портрет вобрал в себя ключевые элементы этой раскрашенной фотографии: глаза (зеркально относительно снимка ), нос, цветовое решение щеки и уха. Тонкие губы Тимура, исчезнувшие под раскраской, художник перенес с первоначальной фотографии.Но теперь желтый нос в красную крапинку, тонкие красные губы и, прежде всего, выразительные глаза под маской резко контрастируют с покрытым белилами лицом без теней. Правый глаз фигуры (левый по отношению к зрителю) закрыт полупрозрачным красным кругом с черной обводкой, напоминающим огромный цветной монокль. Справа чернеет глазница с редкими красными и синими вкраплениями, из которой сияет белок глаза и черная радужная оболочка с белой точкой отраженного света. Взгляд сквозь красный монокль отсутствующий, второй же глаз смотрит гипнотизирующим, пристальным, пронзительным взглядом. Он определяет отношение к зрителю. Под ввалившимися щеками угадываются очертания черепа. То, что на раскрашенной фотографии могло еще показаться забавным, здесь происходит со всей серьезностью. Под гримом скрывается отнюдь не переодетый гость на вечеринке. В этом произведении художник делится с нами своим знанием о жизни и смерти. Он создает образ Тимура Новикова на основе этого знания, передавая его не только через взгляд. Лицу противопоставляются костяные руки.
Евгения Козлова этот вариант не удовлетворил. Картина была явно незакончена, как по композиции, так и по содержанию. Решение пришлось искать долго. Как и когда возникла идея нарисовать костяные руки, неизвестно, но их присутствие на картине воспринимается как абсолютно уместное и оправданное. Костяные руки начинаются на уровне плеч Тимура, прямо над плечевыми суставами. Они скрещены у него на груди, но находятся на некотором расстоянии от тела, как бы на поверхности картины. Кисть некоей третьей руки охватывает одну из костей и таким образом держит обе руки на весу. При сопоставлении с фотографией становится ясно, что эта третья кисть повторяет положение руки Тимура с фотографии. Уже на графическом портрете 1986 года кисть отделена от остального тела при помощи цвета и дополнена геометрически абстрактной костью предплечья. Красная рука повторяет цвет монокля, который также присутствует на узких губах, пятнистом носу и у корней волос. Красный создает главный цветовой контраст с преобладающими в картине воздушным голубым и затягивающим черным. Когда художник решил дополнить композицию костяными руками, «красная кисть» уже присутствовала на картине. Книга, которую она держала, тоже осталась, но только в форме намека, а рука представляет собой теперь жест в сторону зрителя. А точнее, она является посредником между действительностью картины и реальностью зрителя, на стыке или пересечении которых помещены костяные руки. Красной рукой Тимур Новиков держит перед своим живым телом кости, словно некий знак. Костяные руки, скрещенные, как у покойника или как на склянке с ядом, правой ладонью к сердцу, создают перед фигурой особое пространство, в которое зритель может проникнуть только умозрительно. Такое же пространство создается и за спиной портретируемого: арка, начинавшаяся раньше прямо над плечами, теперь отодвинута назад и благодаря филигранной решетке превратилась в беседку. Таким образом, фигура Новикова, будучи совершенно открытой, оказывается в то же время неожиданно защищенной. Композиция, ранее состоявшая только из переднего и заднего планов, теперь углубляется и обретает объем. Цвета и формы становятся взаимосвязаны и эти связи пронизывают все пространство картины. Голубизна неба и рек повторяется в костяных руках. Угловатые линии костей переходят в плавную дугу беседки. Красный перекидывается с лица на руку. Ослепительная белизна лица отражается в костяных руках и отсвечивается на стенах дворца. Картина завершена в каждой детали. Объемность картины не имеет отношения к перспективе и достигается не за счет линии горизонта. Все намного сложнее. В духовном пространстве, куда входит зритель, нет системы координат, внутри которой он мог бы определить свое точное местоположение по отношению к некоему предмету. У зрителя возникает ощущение, что пространство проходит или, вернее, проплывает сквозь него: назад, по диагонали, вверх и вниз – в произвольном направлении. Это движение вселяет жизнь и раздвигает границы восприятия. Одновременно интенсивность переживанияь при рассматривании картины сохраняется. Подобная четкость восприятия при пространственной неопределенности выходит далеко за пределы классического подхода к портретной живописи, которая стремится передать лишь внешнее сходство или, в лучшем случае, воспроизводит психологический портрет, характер модели. С помощью инновационных художественных элементов (прежде всего это элементы лица и костяные руки), многослойной композиции и виртуозного применения цветовых контрастов Евгений Козлов добивается такой выразительной силы, противостоять которой практически невозможно. Этот портрет, без какого бы то ни было следа тривиального символизма, приоткрывает тайну жизни и смерти, говорит об их взаимосвязи и созвучии. Если сила «Портрета Моны Лизы» кроется в ее мягкости и отрешенности, заставляющих зрителя задуматься о «тайном», то сила «Портрета Тимура Новикова с костяными руками» заключается в предоставляемом им опытe непосредственного переживания, ставящая зрителя лицом к лицу с фундаментальным знанием. «Портрет Моны Лизы» переносит зрителя из мирского пространства в духовное. «Портрет Тимура Новикова с костяными руками» подводит духовное пространство к границе с мирским, а пронизывающий взгляд героя настаивает на том, чтобы духовное пространство было распространено на мирское. Этот процесс не созерцателен, он требует от зрителя волевого акта. Мы видим то, чего пока не понимаем, и должны понять то, что видим. Этой картиной Евгений Козлов демонстрирует развитие портретной живописи в XX веке, ее новые возможности. В интервью, данном в 2010 году, эти возможности были сведены к одной краткой формуле: «На моем портрете Тимура Новикова 1988 года показан не Тимур, а то состояние, в которое он в конечном итоге перешел.» Hannelore Fobo, 2011 Перевод с немецкого Татьяны Зюликовой и Ирэны Акопян Евгений Козлов «Однако заблуждается тот, кто считает, что я ставил перед собой задачу изобразить конкретного человека. ..... » |
